Звезды принадлежат нам! [= Звезды наши!] - Нортон Андрэ

Дард пошел медленнее. Дыхание его звучало почти как всхлипывание. Паника, заставившая устремиться вниз со склона, все еще не отпускала его. Так всегда, когда он хоть на час-два уходит с фермы. Каждый раз боится вернуться и увидеть… Он решительно запретил себе видеть картины, которые с готовностью поставляет воображение. Ради Десси заставил себя улыбнуться.

– Сейчас темнеет рано, Десси. Видишь те тучи?

– Снег, Дарди?

– Вероятно. Эти дрова нам еще пригодятся.

– Надеюсь, лиса доберется до своей берлоги еще до снега. Доберется, как ты думаешь?

– Конечно. И нам тоже нужно поторопиться. Побежали, Десси – по тропинке…

Десси с сомнением посмотрела на почти бесформенную обертку своих ног.

– Мои ноги не очень хорошо бегут, Дарди. Наверно, слишком закутаны. И замерзли…

Только не обморожение! – взмолился он. До сих пор им везло. Конечно, им всегда холодно, а часто и голодно. Но ни несчастных случаев, ни серьезных болезней не было.

– Побежали! – резко скомандовал он, и Десси перешла на рысь.

Но когда добрались до кустов на краю северного поля, Десси остановилась, подчиняясь давно заведенному распорядку. Дард опустил вязанку, встал на четвереньки и прополз вперед под кустами к полуразвалившейся каменной стене, чтобы увидеть поле перед домом.

Он внимательно осматривал снег перед полуразрушенным домом. Вот следы, оставленные им и Десси. Но снежный покров между домом и главной дорогой не тронут. После их ухода здесь никто не проходил. Довольный – впрочем, не ослабляя привычной осторожности, – Дард вернулся назад и принялся собирать дрова.

– Все в порядке? – Десси нетерпеливо переступила с одной озябшей ноги на другую.

– Да.

Она дернула сани и пошла вдоль стены, где снега было меньше. В одном из окон виден слабый свет. Ларе, должно быть, в кухне. Несколько минут спустя они отряхнули снег и вошли.

Ларе Нордис поднял голову, когда вошли сначала его дочь, потом брат. Приветливая улыбка появилась на его лице – кости, плотно обтянутые кожей, – и Дард, внимательно посмотрев на брата, ощутил знакомый тайный страх. Они всегда голодны, но сегодня Ларе кажется умирающим от голода.

– Хорошая добыча? – спросил он, когда юноша принялся сбрасывать тряпки, служившие ему одеждой.

– Насколько можно без топора. Десси принесла много шишек.

Ларе повернулся к дочери, которая подошла к небольшому огню и принялась методично разворачивать от тряпья руки.

– Это хорошо! Видела что-нибудь интересное, Десси? – Он говорил с ней как со взрослой.

– Только лису, – серьезно ответила она. – Она следила за нами из-под дерева. Ей было холодно, но Дард сказал, что она идет домой…

– Так и есть, милая, – заверил ее Ларе. – Небольшая пещера или дупло в дереве.

– Я бы хотела привести ее домой. Хорошо бы иметь лису, белку.., или кого-нибудь. – Чтобы жили с нами. – Десси протянула маленькие грязные потрескавшиеся руки к огню.

– Может, когда-нибудь… – Ларе замолчал. Он через голову Десси смотрел на огонь.

Дард повесил груду тряпок, служившую ему пальто, и направился к шкафу. Взял непривлекательный кусок соленого мяса, и в это время снова заговорил его брат.

– Как припасы?

Дард напрягся. В этом вопросе не простое любопытство. Он внимательно взглянул на жалкие запасы на полках.

– Сколько? – спросил он, не в силах сдержать нотку отчаяния в голосе.

– Дня на два – если это влезет в пакет. Дард быстро измерял и оценивал взглядом.

– Если это действительно необходимо… – Он не смог сдержать свой протест. Они систематически опустошают свои жалкие запасы – и ради чего? Если бы только Ларе объяснил! Но он заранее знал ответ Ларса: в наши дни чем меньше знаешь, тем лучше. Так даже в семье. Ну, хорошо, он сложит еду в пакет и оставит на столе, а утром она исчезнет – перейдет к кому-то, кого он не знает и никогда не увидит. А через неделю, может, через месяц, все повторится…

– Сегодня? – Он спросил только это, отрезая кусок жесткого, как дерево, мяса, – Не знаю.

Услышав ответ брата, Дард опустил тупой нож и посмотрел в лицо Ларсу. Глаза брата сияли, в них горел свет, какого не было уже два года, с того времени, как умерла мать Десси.

– Ты кончил, – медленно сказал Дард, не веря, что это может быть правдой, что они свободны.

– Кончил. Об этом сообщат, и за нами пришлют.

– Милая, – позвал Дард Десси. – Принеси сосновые шишки. Разожжем большой огонь.

Она заторопилась под навес, а Дард сказал:

– Дороги замело. Ларе.

– Да? – Сидевший за столом человек не казался встревоженным. – Ну, раньше снег никогда их не останавливал. – Он говорил спокойно и уверенно.

Дард молчал, но глаза его устремились к предметам, прислоненным к стене за плечами Ларса. Они никогда не говорили об этих костылях. Но ведь снег глубокий! Ларе никогда не выходит зимой, просто не может! Как они могут уйти? Разве что у загадочных пришельцев окажутся лошади? Может, так оно и есть. Самый большой его недостаток – он слишком беспокоится о будущем, заранее тревожится, как будто мало им тревог сейчас.

Десси вернулась и одну за другой подкладывала шишки в огонь. Дард настрогал мяса в котел и добавил нарезанной картошки. Потом безрассудно снял крышку с кувшина и налил драгоценное содержимое в воду. Если им предстоит уходить, нет смысла беречь продукты: все равно все с собой не унести.

– День рождения? – Десси следила за ним широко раскрытыми глазами. – Но мой день рождения летом, папин был в прошлом месяце, а твой, – она принялась считать на пальцах, – твой еще не скоро, Дарди.

– Не день рождения. Просто праздник. Бери ложку, Десси, мешай получше.

– Праздник. – Девочка задумалась. – Мне нравятся праздники. Ты заваришь чай, Дарди? Похоже на день рождения!

Дард высыпал на ладонь засохшие листья. Ощутил их слабый аромат. Мята, зеленая и прохладная под солнцем. Он чувствовал, что отличается от Ларса: для него цвета, запахи, звуки означают гораздо больше. А Десси особенная по-своему, с ее умением дружить с птицами и животными. Прошлым летом он видел, как она неподвижно сидит на стене, на плечах у нее две птицы, а белка тычется ей в руку.

Но Ларе обладает своими особенностями. И он единственный из них, кто научился свои способности использовать. Дард бросил последний высушенный лист в котелок и в тысячный раз подумал, каково было жить в прошлом, когда свободные ученые имели право исследовать и экспериментировать. Вероятно, мир был совсем другим, тот мир, что существовал до Большого Пожара, до того, как Ренци создал свой Великий Мир.

Но он из своего раннего детства помнит только смутное ощущение счастья. Чистка произошла, когда ему было восемь лет, а Ларсу двадцать пять, и после этого дела шли все хуже и хуже. Конечно, им еще повезло, что они вообще пережили чистку. Ведь они из семьи ученых. Но бегство привело к тому, что Ларе стал калекой. Дард вместе с Ларсом и Катей добрался сюда. Но Катя была другой, она все забыла и была счастлива. А когда пять месяцев спустя родилась Десси, у них словно стало двое детей. Катя была послушна и мила, но жила в своем особом мире снов, и они даже не старались извлечь ее оттуда. И вот они уже семь или восемь лет живут здесь. Однако за все это время Дард ни разу не посмел подумать, что они в безопасности. Он всегда жил в страхе. Может, Катя действительно была самой счастливой из них.

Он принялся мешать похлебку, а Десси села за стол, достала три деревянных ложки, побитую глиняную миску, единственную суповую тарелку, две оловянные кружки и красивую фарфоровую чашку; эту чашку ей подарил на прошлый день рождения Дард; сам он нашел ее на чердаке.

– Замечательно пахнет, Дард. Ты хороший повар, малыш, – похвалил его Ларе.

Десси согласно кивнула, и две ее косички дернулись на худых плечах, а выступающие лопатки стали похожи на крылья.

– Я люблю праздники! – объявила она. – А будем сегодня играть в слова?

– Обязательно! – пообещал Ларе.

Дард не преставал мешать, внимательно вслушиваясь в голос Ларса. Показалось ему, или действительно последнее слово прозвучало как-то по-особому? И почему ему самому стало так тревожно? Словно они сидят в безопасном логове, но снаружи бродит кто-то страшный.